Еще один фик!!!!!!! Читайте. +)

[satanical]

АВТОР: Satanical.

НАЗВАНИЕ: Nail.

КАТЕГОРИИ: RPS.

ПЕРСОНАЖИ/ПАРЫ: Ville Laihiala/Tarmo Kanerva

РЕЙТИНГ: PG-13.

СОДЕРЖАНИЕ: Способна ли музыка помочь забыть о душевных переживаниях? Или же она наоборот все усугубляет?........

СТАТУС: Законченное произведение «искусства».

ОТ АВТОРА: Вчера и сегодня много раз пересматривала выступление Пойзнов в Тавастии 30.08.2006 года. И вот во что это, собственно говоря, вылилось… Я понятия не имею, какой по счету шла песня Love infernal, ибо концертные записи у меня идут отдельными файлами. Но, собственно говоря, это не важно...



Казалось, это произошло так давно… В другой жизни. Он ушел. Он просто оставил их. Никто даже не пытался его остановить, привести убедительные доводы, способные заставить его изменить свое решение. Потому что он имел абсолютное право на уход. Он покинул его. Но жизнь продолжалась…



Тармо притаился в углу гримерки, зарывшись в газету двухнедельной давности в надежде, что его не заметят. Но как ни странно ребята сразу же обратили внимание на сидящего без дела ударника и заставили принять участие в обсуждении.

Лайхьяла устало потер виски. Объяснять что-либо ему совершенно не хотелось. Да и смысла в этом не было никакого. Очередной концерт в поддержку нового альбома невозможно отложить или отменить вовсе только из-за того, что его терзают внутренние переживания.

- Эй, Тармо, отложи этот хренов кусок бумаги и иди сюда!- скомандовал Антти, призывно размахивая руками.

Канерва нехотя поднялся со стула и поплелся к ребятам. Он отчаянно пытался отвертеться от участия в составлении плейлиста. Но как всегда ему просто не дали возможности посидеть в стороне наедине со своими мыслями. Тармо было невыносимо видеть мученическое выражение лица Вилле, когда кто-нибудь из ребят предлагал включить в список песни со старого альбома. Именно по этому Канерва всякий раз старался избежать участия в обсуждении.

- Так, номер восемь- Love infernal. Что будем играть девятым?- басист небрежно чиркнул маркером по листу бумаги, пополняя плейлист.

Лайхьяла обреченно обхватил голову руками и уставился на собственные коленки, не желая лицезреть происходящее вокруг. Вот именно в такие моменты он начинал ненавидеть все на свете, включая собственную группу, которой он отдал частичку себя, и которая вырвала у него огромный кусок души, когда ушел он. «Неужели ребята не понимают, что я не могу! Я просто не нахожу сил, чтобы исполнять песни, которые когда-то пел он»- Вилле тяжело вздохнул и опустил голову еще ниже.

Тармо сочувственно взглянул на товарища по группе, и от вида поникших плеч Лайхьялы сердце сжалось в маленький комочек. Он все понимает, но не в силах помочь чем-либо, по крайней мере сейчас…



Зазвучала музыка, зал взорвался аплодисментами, нетерпеливые крики предвкушения буквально оглушали. Тармо на автомате выбивал свои партии, а сам не сводил глаз с Вилле, который, казалось, ожил, воскрешенный чудотворной силой музыки. Но чем ближе был восьмой номер, тем сильнее тревога Канервы давала о себе знать. Ему чудилось, что воздух сгустился до состояния подтаявшего желе. Двигаться было все труднее. Для того чтобы просто поднять руки, необходимо было прилагать неимоверные усилия.

«Седьмая, седьмая. Следующая- Love infernal»- Тармо отчаянно выстукивал ритм.

Вилле перед началом песни Nail вплотную подошел к барабанной установке и заглянул в глаза Канервы, у которого от этого взгляда заходилось сердце. Ничем не прикрытое отчаяние, боль и возрастающая паника. Не в силах терпеть этот убивающий взгляд, Тармо отвернулся. Лайхьяла еще какое-то время постоял спиной к залу, пытаясь хоть немного прийти в себя, взять себя в руки. В конце концов, он уже не маленький мальчик и давно пора научиться запирать чувства на замок. Иногда вилле казалось, что он уже почти справился с этим, сумел побороть воспоминания, отчаянием выжигающие душу. Но во время концерта отрывки прошлого неизменно возвращались к нему, словно хищники, преследующие до самого последнего аккорда.

Лайхьяла больше не мог себе позволить стоять, отвернувшись от публики, как бы этого ему не хотелось, но еще несколько секунд и надо будет петь.

- Appears smooth her last sweet tears are swaying in the dress

Legsricks her in lace I haunt looms between her legs

Just one look into those heavenly pair of spank me eyes

Mine's the pleasure as I force feed her on my lies.

Вилле очень любил эту песню, поэтому он даже на какое-то время забыл не только о своих переживаниях, но даже о том, где он находится. Слова текли сами собой, соло поражало своей мощью и красотой. Зрители ликовали и восторженно смотрели на сцену, не отводя глаз, стараясь запомнить даже самое незначительное движение Лайхьялы. Вот именно сейчас он жил по настоящему. Музыка была для него всем. Она могла вернуть радость бытия, а могла и уничтожить…

Лайхьяла снова подошел поближе к Тармо и изо всех сил попытался сосредоточиться. Но времени катастрофически не хватало, и уже зазвучало начало Love infernal. Вилле резко развернулся и твердыми шагами направился к краю сцены. Он замер, склонившись над микрофонной стойкой и начал чисто механически касаться струн. Голос то и дело срывался на крик, категорически отказываясь подчиняться командам мозга. Руки дрожали, а ноги обмякли, словно набитые ватой.

Лайхьяла стоял, не совершая ни одного лишнего движения, просто склонив голову и укутавшись в волосах. Руки сами собой на автомате брали нужные аккорды, а сердце бешено стучало, загнанное воспоминаниями. В голове крутился ураган мыслей, от осознания которых становилось еще хуже. Когда-то, совсем недавно и в то же время так давно, он пел эти слова, вкладывая в них все свои чувства, до этого бережно хранимые в глубине израненной души.

Нет! Определенно он никогда не сможет спеть эту песню так! Поэтому ничего не оставалось, кроме как кричать срывающимся голосом в микрофон и молиться о том, чтобы концерт закончился поскорее.

Тармо был сам не свой. Он чуть было не запорол всю песню, когда бросил взгляд на Лайхьялу. Вилле стоял, словно каменный и невнятно рычал в микрофон. Обычно играющий с таким удовольствием и отдачей, Вилле сейчас выглядел более чем странно. Зажатые, механические движения, подобные работе робота, потерянно опущенная голова. Канерва, возможно удивился бы такому необычному поведению приятеля, если бы не знал причины…



Приятный полумрак бара нежно окутывал сигаретным дымом, принимая новых посетителей в свои манящие объятия, сулящие пьяное веселье. В зале было полно народу, поэтому Пойзон Блековцам пришлось изрядно постараться, чтобы обнаружить свободный столик. Но, наконец, поиски увенчались успехом, и дружная компания уютно устроилась в уголке бара. Концерт подошел к концу, и теперь можно было отдохнуть. Кроме того, было просто необходимо отметить удачное начало тура и теплую встречу альбома публикой.

Стаканы ни на мгновение не оставались без дела, непрерывно пополняемые новой порцией алкоголя. Разговор тек непринужденно, изрядно сдабриваемый шутками. После распития некоторого количества спиртного Вилле заметно повеселел, голова наполнилась приятным гулом, лишавшим воспоминания всякой возможности вернуться обратно. Язык уже начинал слегка заплетаться, а глаза поставляли мозгу лишь расплывчатые картинки окружающего мира. Но все это не было достаточным основанием, чтобы прекратить пьянку.

Лайхьяла, слегка покачиваясь, поднялся со стула и кинул на Канерву короткий взгляд, который был намного красноречивее, чем все вместе взятые слова финского языка. Тармо с опаской посмотрел на товарищей в надежде, что никто не заметил жадного призыва в глазах Вилле. Но ребятам было уже все равно, что происходит вокруг, их волновало только наличие алкоголя. Так что, даже если кто-нибудь и заметил выражение лица Лайхьялы, то он тут же непременно выкинул это из головы за ненадобностью, ибо были дела поважнее.

Вилле быстрыми шагами направился к выходу. Его обуревало неимоверное желание, и он был просто не в силах бороться с сильнейшим соблазном. Тармо, бросив ребятам на прощание несвязные фразы, удалился вслед за приятелем, растворяясь в разношерстной толпе посетителей бара. Самые стойкие участники Пойзон Блек лишь удивленно переглянулись, но не найдя эту ситуацию достойной пищей для размышлений, продолжили излияния, время от времени сотрясая стены питейного заведения громким смехом.



Тармо вышел на улицу, и не успел он оглядеться по сторонам, как Вилле крепко сжал его ладонь и резко потянул на себя. От неожиданности и от немалого количества выпитого, Канерва не удержался на ногах и упал прямиком в объятия Лайхьялы. Вилле, обладая молниеносной реакцией, тут же воспользовался ситуацией и прижал Тармо к стене так, что у того не оставалось никакой возможности вырваться на свободу. Руки Лайхьялы уверенно заскользили по плечам Канервы, опускаясь все ниже. На мгновение задержались на талии, словно обдумывая дальнейшие действия, а потом жадно сжали бедра. От жара, внезапно пробежавшего волной по телу, Тармо охнул. Вилле довольно улыбнулся и продолжил изучать все изгибы товарища.

В голове Канервы помутнело от возбуждения. И он, не отдавая себе отчета в том, что стоит прижатый к стене у самого входа в бар, жадно вплел пальцы в волосы Лайхьялы и привлек его к себе. Вилле, покорно поддаваясь движениям приятеля, склонился над его лицом. Губы замерли всего в нескольких миллиметрах от губ, а жар дыхания с неистовой силой опалил лицо. В конце концов, Тармо не выдержал пьянящей близости и резко впился в губы Лайхьялы страстным поцелуем. Жадные прикосновения, сплетение языков, блуждающие по телу руки…

Оторваться друг от друга их заставила лишь острая нехватка кислорода. Один отрывистый глоток воздуха, и поцелуй продолжается, с каждым мгновением становясь все более глубоким и откровенным. Тело сходило с ума от желания, сердце бешено стучало, а губы неистово терзали друг друга.

Тармо рывком вжался бедрами в бедра Вилле, давая понять о том, что ласк уже не достаточно для удовлетворения желания, зашкаливающего за критическую отметку.

Дальше все было словно в тумане. Звук захлопывающейся дверцы такси, мерный шум мотора, голос водителя, вырывающий из плена фантазий. Потом звон ключей, перебираемых дрожащими руками, и, наконец, дверь квартиры Лайхьялы поддалась, впуская разгоряченных любовников в уютную темноту.

Вилле резко притянул Тармо к себе и склонился над его ухом.

- Я хочу тебя! НЕМЕДЛЕННО!- жаркий шепот заставлял кровь бежать быстрее.

Влажный язычок, дразня, пробежался по кромке уха, срывая с губ Канервы страстные стоны. Зубы слегка прикусили мочку, и сознание окончательно сдалось под напором желания, позволяя телу действовать вместо себя. Тармо прижался к Вилле и увлек его за собой в гостиную комнату. Когда они подошли к дивану, ударник резко развернул любовника к себе лицом и толкнул назад. Лайхьяла от внезапного толчка безвольно обрушился на софу. Тармо медленно, подогревая страсть, приблизился к Вилле и опустился перед ним на колени. Лайхьяла сидел, не шелохнувшись, и с интересом наблюдал за Канервой, пытаясь предугадать его дальнейшие действия. Но Тармо прервал размышления приятеля, решив, что сейчас не самое подходящее время нагружать мозг интеллектуальной работой.

Он проворно стянул с Вилле майку, а следом принялся воевать с неподатливой пряжкой. Провозившись пару минут, Тармо потерял всякую надежду расстегнуть непокорный ремень, но ему на помощь пришел Лайхьяла, который самостоятельно снял с себя джинсы без каких-либо проблем. Канерва благодарно взглянул на любовника и продолжил начатое. Он положил руки на колени Лайхьялы и медленно провел ладонями вверх, нежно лаская кожу. От удовольствия Вилле откинул голову назад и прикрыл глаза, позволяя Канерве делать то, что он сочтет нужным.

Тармо тем временем уже подобрался к заветному месту и осторожно поглаживал его через тонкую ткань трусов. Бугорок моментально стал твердым, давая понять о том, что пора переходить к более решительным действиям. Канерва рывком стянул трусы с Лайхьялы, затем пододвинулся еще ближе.

Вилле ощутил на своей груди горячие прикосновения рук, за которыми следовали мягкие поцелуи. Тармо изучал губами каждый сантиметр, не желая обделять вниманием ни одну родинку, постепенно опускаясь ниже. Очертил круг из поцелуев возле пупка, нарисовал языком замысловатые узоры и продолжил спуск.

Наконец нежные губы сомкнулись на возбужденной плоти. Вилле сжал кулаки и глухо вздохнул. Тармо медленно двигался на встречу Лайхьяле, а потом вновь отстранялся. Влажные дразнящие прикосновения язычка сводили с ума, и Вилле, не выдержав сладостной пытки, вплел пальцы в отросшие волосы Канервы и потянул к себе, заставляя принять себя полностью.

Тармо застонал, но поддался желаниям любовника, и, не заставляя просить дважды, погружал член Лайхьялы все глубже в свой рот, резко ускоряя темп…

Вилле закричал и подался вперед. Канерва оторвался от оральных ласк и провел рукой по губам, довольно улыбаясь.

- Иди ко мне,- Лайхьяла поднял приятеля с пола и увлек в объятия.

Тармо прижался к груди Вилле, припадая к его губам. Лайхьяла жадно отвечал на поцелуй, при этом освобождая Канерву от неуместной в данный момент одежды. Когда вещи оказались на своем законном месте, то есть на полу, Вилле мягко подтолкнул Тармо на диван, заставляя лечь на живот.

Лайхьяла жадно провел руками по спине Канервы, наслаждаясь невероятной мягкостью кожи.

- Ты что-то напряжен,- прошептал Вилле, касаясь плеч Тармо.

- После концерта, как обычно,- пытаясь побороть сбившееся дыхание, пролепетал Канерва.

- Тогда я как обычно сделаю тебе расслабляющий массаж,- сладко промурлыкал Лайхьяла, целуя любовника в затылок.

Умелые руки нежно разминали плечи, и уже через несколько минут от былого напряжения не осталось и следа. Тармо лежал, погруженный в приятную негу, полностью отдаваясь во власть любовника.

Вилле проложил дорожку из поцелуев вдоль позвоночника Канервы и, достигнув копчика, осторожно раздвинул ягодицы, проникая в тесное пространство язычком. Тармо прикусил губу от удовольствия, а пальцами вцепился в подушку.

Лайхьяла осторожно пустил в дело руки, помогая подготавливать Тармо к вторжению. Он медленно и нежно растягивал ударника пальцами, пока тот призывно не выгнул спину, моля о продолжении.

Вилле резко вошел в жаркое узкое пространство, и в голове поплыл туман. Он уже не отдавал себе отчет в том, что творит. Тело действовало само собой, подгоняемое возрастающим возбуждением. Тармо судорожно извивался под тяжестью Лайхьялы. Любовники уже не пытались подавить крики, они орали что есть силы, и даже это не могло выразить все удовольствие, которое они испытывали от близости друг друга.

Резкие, глубокие толчки, темп с неистовой скоростью возрастал, пока, наконец, перед глазами не заплясали яркие вспышки. Вилле устало опустился на Тармо и, поглаживая мягкие волосы, нашептывал нежности на ушко.

После правления необузданной страсти в комнате стало слишком душно, настолько, что дыхание изрядно затруднилось. Как только Тармо набрался сил, он высвободился из плена объятий и, подойдя к окну, настежь распахнул форточку. Приятный августовский ветерок наградил своей прохладой, нежно окутывая разгоряченное тело. Канерва подставил лицо под порывы ветра, полностью отдаваясь свежим ощущениям.

За спиной послышались тихие шаги, а через мгновение руки мягко опустились на плечи. Вилле обнял приятеля и, прижавшись к нему всем телом, положил подбородок ему на плечо.

Они еще долго смотрели на звезды, наслаждаясь неописуемой красотой ночи и близостью друг друга. Ничто не нарушало тишину. Слова были излишни. Молчание казалось сейчас таким естественным…



Тармо открыл глаза от нежного прикосновения солнечного лучика к лицу. С кухни доносился бодрящий аромат утреннего кофе. Канерва медленно поднялся с диванчика и взглядом окинул комнату в поисках своей одежды.



- Доброе утро,- спокойный голос заставил Вилле резко развернуться.

- Давай завтракать,- ничего не значащая улыбка осветила лицо Лайхьялы.

Они сидели за столом друг напротив друга и пили кофе, молча изучая стены. Они всеми способами пытались забыть о вчерашнем и вести себя, будто ничего не произошло. Просто выкинуть все из головы, сложить в темный, заржавевший от времени, сундук и запереть на увесистый замок.

Вилле старался не думать о том, что Юха-Пекка ушел. Не размышлять о вчерашнем выступлении, которое далось ему с огромным трудом. С каждым разом становиться все сложнее переломить себя и без дрожи в голосе петь эти песни, посвященные только ему…

Тармо силился забыть печаль в глазах Лайхьялы, его крики, заменяющие пение. Не думать о тех прекрасных мгновениях, что они провели ночью. И не вспоминать то, как Вилле тихо шептал ему на ухо, словно в бреду: «Юха-Пекка, я так по тебе скучал».



Но, не смотря на то, что они пытались забыть о произошедшем и размышляли о разных вещах, их объединяло осознание того, что после очередного концерта все повториться вновь…